Покупка сельхозтехники стала роскошью —сельхозтоваропроизводители предпочитают ремонтировать имеющийся парк или брать новые машины по программам льготного лизинга. Машиностроители просят дополнительной поддержки у государства, а регуляторы рекомендуют им делать скидки, чтобы освободить затоваренные склады. Как себя чувствует отрасль сельхозмашиностроения, и какой вклад в самочувствие вносят металлургические компании, рассказывает независимый аналитик рынка Леонид Хазанов.

Производство сельскохозяйственной техники в России, согласно данным Федеральной службы государственной статистики, демонстрирует спад: в январе — сентябре 2025 года выпуск сельскохозяйственных тракторов сократился почти на 20 % до 4920 штук, сеялок — на 17,5 % до 5 363 штук.

Флагман отечественного сельскохозяйственного машиностроения «Ростсельмаш», судя по прессе, находится в довольно тяжелом положении — производство им зерноуборочных комбайнов за восемь месяцев 2025 года уменьшилось на 54%, самоходных кормоуборочных — на 50%, прицепных кормоуборочных — на 66%, тракторов — на 35%, опрыскивателей — на 78%, жаток — на 7%.

Машиностроительные предприятия работают в значительной степени на склад, ожидая роста спроса, который все никак не наступит. В то же время стоимость выпускаемой ими сельскохозяйственной техники за последние несколько лет существенно увеличилась: например, для тракторов она подросла на 70—80%.

Государство старается им помочь: например, в октябре после совещания в Правительстве России нескольким федеральным ведомствам поручено проработать меры расширения поддержки экспорта отечественной сельскохозяйственной техники.

Складывающаяся ситуация является отражением действия ряда факторов, к числу которых можно отнести цены на металлы, используемые в сельскохозяйственном машиностроении.

Вообще вариантов снабжения чугуном и сталью у машиностроительных заводов всего три: либо закупать их у российских металлургических предприятий, либо у трейдеров, либо приобретать по импорту. Трейдеры могут дать отсрочку платежа на срок до нескольких месяцев; для металлургических заводов такой подход не особо характерен. В любом случае выгода по цене будет сравнительно скромной.

В результате машиностроительные предприятия зажаты между аграриями, не имеющими возможности закупать технику из‑за её дороговизны (они не могут взять и поднять цены на выращиваемые ими культуры), и поставщиками металлов, не сильно стремящимися пойти им навстречу. Получается парадокс: производить сельскохозяйственную технику в России оказывается дороже по сравнению с Германией или Китаем.

Металлургическим компаниям тоже не сладко: у них почти прекратился экспорт в Европу, его переориентация на Азию и Африку затруднена из‑за малой маржинальности, внутренний рынок слабеет. Им надо сохранить рентабельность на минимальном уровне и не допустить остановки печей и прокатных станов, не говоря уже про массовые сокращения персонала.

Динамика же цен на сталь не демонстрирует особого падения: например, стоимость плоского горячекатаного проката сползла с 60—64 тыс. рублей за тонну в январе 2025 года до 56—60 тыс. рублей в ноябре. По большому счету металлургическим предприятиям придётся поднимать цены для компенсации спада выпуска.

Механизмы ценообразования у них прозрачностью не блещут. Понятное дело, они базируются на стоимости железной руды, лома и кокса, тем не менее понять формулы расчета — дело затруднительное.

Именно детальный анализ статей расходов, влияющих на цены, может стать ключом для введения потолка стоимости металлов. Он может позволить обеспечить машиностроительным заводам более‑менее приемлемые условия для работы, не допустив подорожания производимой ими сельскохозяйственной техники. Плюс будет полезно заключение долгосрочных контрактов между металлургическими и машиностроительными предприятиями со стабильными ценами и контролем государства за их выполнением.

Иначе поведение цен на сталь можно будет описать известным анекдотом: «Нефть дешевеет — бензин дорожает. Нефть дорожает — бензин дорожает. Нефть ничего не делает — бензин все равно дорожает. Бензин целеустремленный и плевать хотел на условности. Будь как бензин!»